Новости сайта :: Fishband.ru
О сайте :: Fishband.ru
Наши люди (Обновлено:3-.-0 27: 1) :: Fishband.ru
Чат :: Fishband.ru
Болталка (Обновлено:09.11 12:37) :: Fishband.ru
Есть тема!(Обновлено:01.10 15:24) :: Fishband.ru
Кладовка :: Fishband.ru
Байки о рыбалке (Обновлено:28.08 11:57) :: Fishband.ru
Наши фотографии :: Fishband.ru
Наши трофеи (2-.-1 04: 1) :: Fishband.ru
Наши акции :: Fishband.ru
 логин:
 
 пароль:
 

 

 Забыли пароль?
 Регистрация


Мы против сетей
Интерактивная карта рыболовных горизонтов
Рыбак Рыбака


Наши байки о рыбалке
Жизнь на волоске(третий рассказ)

Дата: 27.02.2009
Место: Байкал
Автор: gladok



После охоты и рыбалки в Томпе я понимал, что для того, чтобы жить на Байкале и побывать в его самых потаённых уголках, богатых рыбой и зверем, мне обязательно нужна своя хорошая лодка и мотор «Вихрь-30» (в 80-х годах он считался одним из лучших). Цена медвежьей  шкуры, добытой в Томпе, была сравнима со стоимостью мотора. И я принялся за выделку с удвоенной силой и энергией. Скоблил на навое (приспособление для снятия жира со шкуры нерпы) остатки мяса и жил, вырезал хрящ из носа и ушей медведя, стирал шкуру раза три, добавляя шампунь, как будто я выделывал соболя. На три дня положил её в ванну с раствором серной и уксусной кислоты, постоянно ворочал её, вынимал из раствора для обогащения кислородом.

Этому ускоренному методу квашения учил меня мастер по выделке шкур. И у меня стало получаться. Видя моё желание и старание к выделке, мой учитель стал мне подбрасывать по несколько соболей - а они у меня уже получались лучше, чем у самого мастера. Мне нравилось брать в работу комок грязного соболя со скатанным мехом; убирать катышки смолы, растирая их одеколоном; мездрить; стирать раз по пять в порошке и шампуне, опускать в растворители и аккуратно натягивать на тонкие длинные палки, закрепляя гвоздиками задние лапки рядом с хвостом, как продолжение спины: от чего шкурка соболя становилась длиннее и смотрелась очень богато. И можно было сшить головной убор из одной шкурки с хвостом и лапками - её хватало вокруг головы. После выделки шкурка была длинной, очень пушистой и красивой, блестела и отливала всеми цветами радуги после стирки в шампуне. И потихоньку охотники стали приносить мне на выделку шкурки уже напрямую, минуя моего учителя.

Так я и познакомился с моим будущим другом, удивительно смелым и деловым человеком Андреем Бобровым. Работал он заместителем председателя колхоза «Победа» в селе Байкальское, хотя было ему всего лет двадцать пять. Оценив мою работу, он начал усиленно звать меня в колхоз, обещая открыть цех по выделке нерпы. «А то, - говорил он, - она у нас уходит по цене 22 рубля за шкурку». Я рассказал ему об охоте в Томпе на медведя и о том, что мне очень нравится рыбалка. «А хочешь, я тебя лесником в Томпу устрою? У меня директор лесхоза друг. Жить будешь в селе Байкальское, найдём тебе жильё. Дом построишь, а между делом будем запускать цех по выделке нерпы». Я согласился сразу, ликуя в душе, а он продолжал: «Да я тебе такие места покажу, что про Томпу забудешь, в Баргузинский заповедник съездим, с егерями познакомлю. Там медведя - как грязи. Отстрел запрещён. Всё население медведь запугал: каждый день все свалки обойдёт по посёлку. Люди и собаки в домах сидят. В воздух стреляют, но он и внимания не обращает». Я показал ему выделанного мною медведя. Объёмная голова, поднятые уши, правильно растянутая форма шкуры, сделанная ковром, сразила его: «Отдаю «Вихрь-30». Пошли в магазин, там лежал один, отложенный для колхоза, мотор. Быстро оформили документы. Андрей не любил много говорить, он человек дела. «Ну, владей», - сказал он, взвалив мотор мне на спину. Я и не чувствовал 50 кг - мысленно я был уже в Томпе. И мне хотелось показать новый мотор моим братьям по крови.

-         Давай, проходи медицинскую комиссию. Через неделю ты уже лесник урочища Томпы.

   Да, редко встретишь такого делового и уверенного человека. Я ещё не знал, что встреча с ним будет судьбоносной для меня, и голова была пьяной от радости. Забежал к кровному брату Валерке, рассказал последние новости. Лодка в селе Байкальское есть у его бати, они с матерью там живут, а у тёти Зины с дядей Лёней, начальником метеостанции «Томпа», дом в Байкальском пустует. Тунгус тоже там с отцом Толей Стаканчиком. Всё складывалось хорошо. Помывшись в бане, я с утра тщательно гладил свой костюм-тройку, мою гордость, и примерял, надев красивую рубашку, то галстук, то бабочку. Достал даже свадебное жабо, но отложил: это уже перебор.

Часов в 10 утра, с иголочки одетый, блестя, как начищенная медная пуговица, я был уже в местной больнице. Друг познакомил меня с одним врачом, и вот уже я, угощая соленым омулем, обходил одного за другим врачей. К 5 вечера прошёл всю комиссию, да ещё познакомился с двумя местными красавицами-тунгусками с чёрными как уголь волосами. Зайдя с новыми знакомыми в магазин, спрашиваю: «Ну, что будем пить, водку?» - «Нет, давай сначала вина. Вон хороший портвейн». Меня понесло, и я со словами: «Десять бутылок» бросил деньги на прилавок. Мы пили на берегу Байкала, ещё и ещё где-то. Вечером весёлой компанией оказались у меня дома. Я был переполнен мужским желанием и мысленно уже обнимал их обеих. Мы хохотали, боролись, я тискал их. Одна, как кошка, вцепилась в меня и горячо зашептала на ухо: «Отправь её домой, она болеет сифилисом». Да,  с ними не соскучишься - презерватива-то нет. «Вы сейчас уйдёте вдвоём, а ты потом быстро возвращайся», - шепнул я ей. Немного погодя я сам вышел на улицу и встретил ту тунгуску. «Пошли ко мне домой», - позвала она, и я, как дурак, совершил такую ошибку, которая чуть не стоила мне жизни и запомнилась надолго. Перед тем, как войти в дом, я захотел облегчиться, это меня и спасло. Занявшись своим делом, я мысленно обнимал её и так и сяк. Тунгуска зашла домой. Свет загорелся, и в окне я увидел её мужа – тунгуса-охотника. Он наставил на жену охотничий карабин и кричал: «Убью, сука, где шляешься?», а дальше следовал набор таких слов, которых мои уши ещё никогда и не слыхали. Но моя тунгуска никак не выразила своего испуга (видать, это у них часто происходило), а наоборот, заявила: «Да мой друг сейчас сам тебя убьёт». Тунгус, уже на крыльце, лязгнул затвором каховского карабина калибра 8,2 мм. Я прыгнул за поленницу дров вместе с выстрелом и с чувством, что пуля ударила меня.

Так быстро я ещё никогда не бегал. Перепрыгнув через забор, бежал по картошке, виляя и прыгая из стороны в сторону, как заяц. И ещё два выстрела прозвучали мне вслед, пули от которых, показалось, тоже попали в меня. Звуки выстрелов и свист пуль придали мне такое ускорение, что я пробежал, наверно, ещё километр, забился в тёмный угол незнакомого мне, а теперь и враждебного посёлка Нижнеангарска. Ощупал себя - я же чувствовал, что все пули попали, ведь тунгусы охотники, стреляют белке в глаз, - но раны не находил, крови не было. Болело всё тело. Мой костюм, моя гордость, превратился в жалкие лохмотья, как будто я носил его 20 лет в лесу. В голове стучало: «Осёл! Дурак! Тунгуску захотел». Вспомнились рассказы охотников… Да они вспомнились ещё раньше, когда я увидел пьяного тунгуса с карабином.

 Семья тунгусов, уже старые, взяли постояльца за 20 рублей в месяц. А через два месяца тунгус застрелил из карабина его и свою жену за то, что тот любезно со старухой разговаривал. Приревновал. А парню-то было лет двадцать с небольшим. И на суде ревнивцу дали 3 года. «Ревность взыграла, - говорил тунгус. -  Любил я старуху-то. Вместе водку всегда пили. Не мог я на них смотреть, как они разговаривают. Любовь, наверное, у них была». И в голосе у него не было раскаяния. Во втором случае два друга детства вместе охотились. Приехал в конце охотничьего сезона барыга-скупщик пушнины, привёз 3 литра спирта. Напоил тунгусов-соболятников, а они и давай перед ним хвастаться. Один говорит:

-         Я, было дело, за два дня два соболя добыл.

-         А я, - кричит второй, - за один день двух соболей промыслил.

-         Не было такого, - вскричал первый охотник, схватил мелкокалиберную винтовку, которой бил белку в глаз, да выстрелил другу прямо в сердце.

Идёт суд, дают тунгусу 7 лет, а он, как заводной, что ни спросят: «Не будет хвастать. Не было двух соболей». Только одну фразу и бормочет: «Не будет хвастать», и всё тут.

Уже под утро я кое-как нашел свое жилище. Ну, думаю, самое время ноги делать в Байкальское. Да и секса после этого месяца два не хотелось.

В село Байкальское я на машине перевез свои нехитрые пожитки, и обживал дом тёти Зины и дяди Лёни из «Томпы». Тунгус Володя с отцом Стаканчиком во всем помогали мне, конечно, за водку. Познакомился с отцом кровного брата Валерки, дядей Володей. Небольшого роста добрый мужичок сразу отдал мне лодку: «Всё равно без дела стоит, мотора нет. А с тобой, смотришь, и на рыбалку когда сбегаем». И стал он моим учителем на целый год, пока я, как птенец, подрастал в его гнезде.

А через  год мне этого стало мало, и я вылетел на большой простор Байкала. Купил себе большую мореходную лодку «Казанка-5М2», поставил на неё два мотора «Вихрь-30». Как варяг, носился по Байкалу, убегая от села Байкальского за 200 км, ловил рыбу, охотился на медведя, лося, изюбра, пока не стал как кость в горле рыбоохране и милиции Северобайкальского района. Ну это всё случилось в будущем, а пока я работал с раннего утра до позднего вечера, благо что светало здесь уже в 4 утра, а темнело в 12 ночи. Заказывали с Андреем Бобровым оборудование для выделки нерпы, стиральные машины, барабаны для откатки и мялки шкур. Начал выделывать 5 шкур нерпы. Это было посложнее, чем соболь или волк: шкура нерпы была очень жирной, и приходилось скоблить её ещё раза по два после срезки с неё жира. Но потихоньку, методом тыка, шкурки нерпы стали выглядеть после моей выделки очень мягкими и красивыми. Мездру, для белизны, я натирал даже зубным порошком. А ещё вычитал в книге, что для люстрования шкуры нерпы нужен спирт и глицерин. Наносилась эта смесь одёжной щёткой на мех, после чего шкура подвергалась глажению утюгом с температурой 100 градусов.

Уже через день ящик спирта и глицерин были в моём распоряжении.  Зам. председателя Андрей понимал, что выделка нерпы принесёт очень большие деньги колхозу, и носил меня на руках. Я просто не мог его подвести, и через неделю мягкие с белой мездрой шкурки нерпы, отливающие после люстрования тёмным серебристо-голубым мехом, лежали у председателя колхоза на столе. Он косо посматривал на нашу возню с Андреем по выделке нерпы и сбыту шкур уже в качестве меховых изделий, а не как кожсырьё за 22 рубля, сбыт которого у него был налажен. Порой жир нерпы от 7 кг до 30 с большевозрастного зверя стоил дороже самой шкуры. Андрей схватил шкуру, расправил её, встряхнул, потянул на разрыв, гладил серебристый мех, который блестел и отливал голубизной. Короткий, длиной в 1 см, мех стоял после люстрования, потому что горячий утюг сжал волосяные луковицы и поставил каждый волосок прямо.

-         Это спирт с глицерином, щётка да утюг.

-         Значит, спирт нужен для дела, - только и сказал председатель.

В кабинет вошёл полковник милиции начальник Северобайкальского района Солодимов Пётр Петрович:

-         Вот это красота! Молодцы! Растёт колхоз! Продайте штуки три.

Андрея распирала гордость, усы топорщились, он тряс шкурками:

-         Это же образцы, мы только начали. Познакомьтесь: вот наш начальник цеха по выделке нерпы.

-         Да вы что, начальнику милиции района не продадите?

-         Ну, покупайте по цене 122 рубля, - предложил председатель.

-         Что-то дорого, - сказал Солодимов. Но вскочивший Андрей с таким жаром стал доказывать ему, что с каждой шкурки можно пошить 2-3 головных убора, каждый из которых будет стоить в 2 раза больше, чем цена шкурки, что Солодимов согласился заплатить по 122 рубля за каждую из трёх шкурок.

-         Раньше-то у вас цена молодого куматкана была 22 рубля, - с этими словами он пожал мне руку. - Давай, дерзай. Да сшей мне полковничью папаху из нерпы. - Через полтора года жизни на Байкале мне пригодилось это знакомство - когда меня в первый раз арестовали за браконьерство, он помог мне и из общей камеры посадил в карцер.

-         Ну, проси, что нужно, - Андрей улыбался, обнимал меня. - Я тебя сразу разглядел, мастеровой парняга. Сейчас-то мы с тобой наворочаем! По твоему списку скоро всё будет. Через неделю-другую плотники закончат строительство нерпоцеха.

-         Спасибо, завтра еду в Нижнеангарский лесхоз получать удостоверение лесника, немного денежек бы не помешало.

-         Пятисот рублей аванса хватит?

 Конечно, я и не мечтал. Председатель неприятно поморщился, но смолчал, вызвал главного бухгалтера, и тут же выдали мне мои первые заработанные в колхозе 500 рублей. Это круто, думал я, ещё не зная, что за год мой цех будет давать 1,5 миллиона прибыли колхозу «Победа» и зарплата моя будет 1200 рублей, тогда как у простого колхозника 120 в месяц.

В ограде моего дома Тунгус-Вовка с отцом Стаканчиком вязали петли на медведя каким-то только им известным узлом, расплетая и снова заплетая тросик до 10 мм в диаметре. Не толстый, нет. Медведь ещё не такие троса перекручивает и обрывает, когда по несколько дней в петле мечется вокруг дерева, которое так обдерёт и подроет, что страх берёт от его силы.

-         Ехать надо петельки ставить, скоро мех отойдёт. Твои-то шкуры понравились в колхозе, мы таких красивых выделанных куматканов и не видели.

-         Да, очень, - сказал я и достал из кармана 500 рублей, хлопнул ими по руке. - Вот аванс выдали. Официально назначили начальником пушно-мехового цеха.

Петли были забыты вмиг. Тунгус с отцом уже прыгали вокруг меня:

-         Давай за водкой сбегаем, надо обмыть такое дело, Бурхану брызнуть.

-         Так у меня же спирту ящик, на работе, где я шкуры выделываю, люструю. - Это была моя ошибка. После такого признания каждый день с утра по несколько человек приходили ко мне опохмеляться, даже если они и не пили накануне.

Не прошло и 10 минут, как бутылка этилового питьевого спирта украшала наш немудрёный стол из трёх солёных томпинских омулей уже с небольшим душком, двух луковиц и булки чёрного хлеба. Тунгус с отцом учили меня пить чистый спирт: его водой запивать не надо, главное дышать – выпил спирт, проглотил слюну, потом закусывай, самое лучшее сухарём (я думаю потому, что у них часто ничего, кроме сухаря, под рукой и не было). Я банковал, разливая спирт, сам пил понемногу. Всё было отлично: завтра стану лесником, через день закупаем продукты, водку и в Томпу. Только одна обида постоянно крутилась у меня в голове - надо бы морду набить охотнику, мужу тунгуски, который в меня стрелял. В городе даже мелкой обиды я никогда никому не прощал. А тут теперь ещё и на женщин смотреть не могу, эрекция пропала. Вовка собрался со мной, ему тоже надо в Нижнеангарск. - Пить не дам, - сразу сказал я. - Нет - рыболовные снасти заберу, спиннинг с катушкой.

Уже в автобусе я поделился с Володей, что хочу отомстить одному охотнику за своё позорное бегство. Быстро разработали план.

        - Дом знаешь?

-         Найду.

-         Как звать?

-         Не успел спросить.

-         Бери две бутылки водки, я с ним буду пить. Выпьем, а ты как бы проходишь мимо. Я тебя зацеплю словами, ты меня легонько ударишь. Я упаду, ну а его можешь бить, пока руки не устанут.

Сказано – сделано. Тунгус пьёт с охотником вторую бутылку водки, я получил удостоверение лесника и поздравление с поступлением на работу. Наблюдаю за собутыльниками из-за угла, думая: «Вот Тунгус всё равно водку выманил и напился». (В будущем я отучал его пить всякими способами: заставлял его пить из горлышка без закуски несколько бутылок подряд. Думал, перепьёт, отравится, обрыгается и бросит пить, но нет, он пил водку из горла до тех пор, пока не падал со словами «Тунгус на огненной воде замешан», и его никогда не рвало.) Водка у «друзей» закончилась, пора. Иду мимо бревна, на котором пьяно базарят тунгусы. «Ну, ты, филин, давай к нам. Бери пузырь водки, у нас омуль с душком есть». Через секунду я уже сбиваю с бревна ударом кулака в грудь Вовку. Пьяный охотник хватается за нож. Поздно. Со словами «На, сука» я поставленным ударом (не зря на Уралмаше два года прожил в одной комнате с мастером спорта по боксу, каждый день участвуя в спаррингах мужского общежития) врубаюсь кулаком в его грязную, немытую рожу, вкладывая в удар всю обиду, силу и злость, которая накопилась во мне после позорного бегства и неудачного сексуального контакта с его тунгуской. Мой обидчик мешком говна упал на землю, выронив ножик. Лежачего кулаком бить было не удобно, пинать я его не стал, ну, может, так, чуть-чуть, немного, как футбольный мячик, минут пять. Прихватив нож, я покинул поле боя. Через две минуты меня догнал Тунгус-Вовка:

-         Ну ты даёшь! Наверно, все зубы выбил, так у него всё хрустнуло, без сознания лежит.

-         Да ничего, отлежится. Тунгусы живучие.

-         При встрече скажу ему, что это был приезжий какой-то, меня ещё сильнее избил. А зубы ему и на хер не нужны, пусть, как волк, мясо кусками глотает.

Рыболовная снасть, которую мы забрали, была двухметровой палкой с кольцом для лески на конце. Киевская катушка вся кривая, с одной шпулькой; вторая отломана, прикручена толстой медной проволокой к этой лиственной палке. На катушке была намотана толстая 1,5-миллиметровая леска, рыжеватого цвета.

-         В чае кипятили, - сказал Тунгус, - чтоб мягче была. Да ты не кривись, на этот спиннинг батя в Томпе тайменей на «мышь» ловил, килограмм на 40. Завтра поедем, увидишь.

-         А где «мышь»-то?

-         Да батя делает, готовится. Он в этой Томпе родился и всю жизнь там прожил, все места охотничьи, и реку, и ямы знает. Всё покажет Стаканчик Толя, только водки или спирту надо побольше взять. Ты бате понравился - не жадный, водки стаканчик всегда наливаешь.

Вот так Стаканчик Толя! Тайменей по 40 килограммов ловит, да он сам-то килограммов сорок  весит.

Вечер. Село Байкальское. Опять водка. Батя Тунгуса притащил снасточку под названием «мышь» – кусок твёрдого пенопласта, насаженный на проволоку, обтянутый шкуркой ондатры; спереди и сзади этой страшной «мыши» висели два больших ржавых тройника с немного заточенными для остроты жалами. Я в сомнениях качал головой, брызгал на эту «мышь» (крысу или ондатру), проверял на прочность, тянул за огромные тройники.

-         Сорок килограмм тайменя выдержит, - хвастал Стаканчик. -  Ружьё надо взять, так не вытащить.

-         Да надо ещё поймать.

-         Ничего, все ямы обойдём. Его там никто не ловит, в Томпе мужики ленивые. Сетями его не взять в реке, а в море хариусовые да омулевые сети он рвёт.

Утром дядя Володя помогает нам отвезти на трёхколёсном мотороллере «Муравей» мотор, бензин и наш нехитрый рыболовный и охотничий скарб. Даёт два конца хариусовых сетей.

-         Приедешь, меня рыбкой угостишь. Ну и вот ружьё, двенадцатый калибр, горизонталка, и десять патронов, дробь, картечь, пуля. Да,  левый ствол осекается, боёк сносился.

-         Вот это да! Спасибо, Володя, я рад и этому. - Завели мотор.

-         Пусть поработает на холостых оборотах. Мотор новый, притрутся поршневые кольца. - Тунгус всё знает.

Брызнули водкой на мотор, чтоб не ломался, хорошо ходил; на лодку, чтоб большие штормы держала, не утонула. Полчаса – и дядя Володя и мой Тунгус уже пьяные. Надо плыть через море, пора.

-         Плавает только г…о, а мы на лодках и кораблях ходим по морю, - вставил Тунгус, отталкивая от берега лодку.

Завелись. Новый мотор весело запел свою песню. Моя душа радовалась и рвалась навстречу великому простору Байкала. А по корме уплывало от нас красивое село Байкальское, гордо раскинувшееся на высоком берегу этого славного моря.

Середина Байкала, глушу мотор. Брызгаем водкой хозяину Бурхану, на мотор, на лодку и, конечно, в рот. Ну, здравствуй, Томпа, я рад встрече с тобой. Ты мне уже как родная.

 



добавить/посмотреть комментарии (3)




Со всеми вопросами обращаейтесь на admin@fishband.ru. Мы будем рады Вам помочь!
© fishband.ru 2004 | Programed by INTC Designed by www.s-bench.ru